|
| Царь Иоанн Васильевич. Парсуна XVI в. |
Иван Грозный выступает в Повести уже как хранитель Православия: он первопрестольный христианский царь, который поставлен от Бога на все четыре конца вселенной, он хранит православную веру и повелевает другим твердо держать ее и хранить (Повесть 1986а:400).
Перед походом 1577 года Иван Грозный поклоняется псковским святыням: когда он прибывает в Псков, то приходит в главный Троицкий собор и поклоняется иконам Пресвятой Троицы: "И припадаетъ со слезами предъ святымъ образомъ Живоначальней Троицы"; в Псково-Печерском монастыре прикладывается к иконе Успения Божией Матери: "Приходитъ (он) предъ чюдотворную ікону Пречистыя Богородицы, слезы же многи проливаетъ предъ святымъ Ея образомъ". После победы в Лифляндии он возвращается в Псков и опять поклоняется тем же иконам: "…По чюдотворнымъ іконамъ знаменавшися и многiя обуты святымъ местомъ и чюдотворнымъ и святымъ іконамъ воздати обещавшеся" (Повесть 1986а:404).
Как рассказывает царю Иван Петрович Шуйский, псковитяне готовы умереть "за Бога, и за своего Государя, и за его государевы дети, и за православную Христову веру, и за своя домы и жены и детей" (Повесть 1986а:414).[1] Сами псковитяне несколько раз подтверждают, что они готовы умереть за святую христову веру, за православного Государя, за его государевых детей, наших Государей (Повесть 1986а:452,459 и др.). Псковитяне призывают на помощь Пресвятую Троицу, Богородицу, всех святых (но особенно псковских) и архангела Михаила.
 |
| Благоверный князь Всеволод |
Особое место занимает в Повести эпизод с иконой св. вмч. Димитрия. Его икона находилась в Троицком соборе. И вот однажды, когда, как обычно, псковитяне вышли крестным ходом с иконами и совершали молебен возде Покровской башни, "литовские гайдуки" начали метать камни в крепость и "удариша же великимъ каменемъ о чюдотворный образъ, принесенiй от Живоначальныя Троицы, великаго страстотерпца Христова и победоносца, великаго мученика Дмитрiя Селuнскаго корсунскаго греческагу письма, во ополченный на немъ злаченый доспехъ, и вырозиша у доспеха великое мусто во чрево, повыше пояса, противъ праваго рама, и левкасъ до доски" (Повесть 1986а:460).[4] Псковитяне взмолились к великомученику об отмщении за надругательство над святым образом, и именно в тот день защитникам города было открыто, где ведутся подкопы под стены города.
Итак, в Повести повторяются многие характерные мотивы, которые встречаются в воинских повестях предыдущего периода. О военных хитростях говорится немного: войско Стефана Батория пыталось подрубить одну из стен крепости, чтобы обрушить ее, а также готовило подкоп.
Повести о Смутном времени вносят новые мотивы в особенности изображения воинов и воинства. Прежде всего следует отметить рождение публицистического стиля с военно-патриотическим и военно-политическим уклоном; в частности в литературе встречаются прямые призывы к восстанию против польско-литовского засилья. В изображении военных событий Смутного времени все заметнее становится роль автора. Это уже не автор-летописец, беспристрастный наблюдатель, а автор-участник, причем участник активный. Поэтому подчас он стремится подчеркнуть свою роль в описываемых событиях, а иногда и приукрасить. Также к началу XVII века можно отнести и появление у автора открытой ненависти к врагам, к изменникам, к перебежчикам – они богоотступники, родственники сатанинские, собратья Иуде и т.д.[5] Если раньше автор как правило был склонен отдать должное воинским доблестям врага, то теперь враг выступает чаще всего в отрицательном контексте, иногда же автор опускается и до ругательств в адрес врага. Во всяком случае осуждение, издевательства, насмешки над противником, обыгрывание его имени встречаются довольно часто, а со временем становятся нормой (Новая 1987:50). И здесь мы должны констатировать общее заметное понижение уровня христианского понимания отношения к врагу.
Проблема самозванства в литературе Смутного времени занимает немалое место, и изображается оно не только как политическая проблема, но и как проблема религиозная. Самозванец Лжедмитрий – ложный царь, он выдает себя за царя, а потому он регулярно сравнивается с антихристом. Ведь антихрист не будет действовать против Христа, он будет выдавать себя за Христа (приставка "анти" может означать не только "против", но и "вместо").[6] Поэтому Лжедмитрий – предтеча и последователь антихриста и сын тьмы (Новая 1987:136,140).В литературе о Смутном времени заметное место по сравнению с более ранними повестями занимают описания военной стратегии и тактики (при этом приводятся точные цифры: численность войск, наличие специально подготовленных воинских подразделений, их дислокация на местности, численность вооружения и технических приспособлений), описываются военные хитрости (вылазки, засады, разведка, подкопы, предупредительные удары и т.п.), а также военное снаряжение (не только количество, но и качество, технические параметры и характеристики). В "Повести о житии царя Федора Ивановича", написанного свт. Иовом, патриархом Московским между 1598 и 1605 годами, представлено одно из важнейших технических изобретений того времени – "Гуляй-город". Это была передвижная крепость с пушками на возах. Она доказала свою эффективность, как одно из средств против легкой конницы. Впервые она была применена князем И.М.Воротынским при защите Москвы от нашествия хана Дивлет-Гирея
Особенно подчеркнута в литературе той поры роль Церкви в военном сопротивлении интервентам и личная роль патриарха – одного из вдохновителей этой борьбы. В литературных памятниках той поры, между князем Дмитрием Пожарским и Козьмой Мининым возвышается монументальная фигура патриарха Гермогена. Очень часто на помощь русскому воинству приходит прп. Сергий. Например, в "Сказании Авраамия Палицына", наряду с архангелом Михаилом, он участвует в защите своего монастыря; Араамий описывает девять явлений преподобного – или одного, или со своим преемником Никоном (Сказание 1987: 189, 197, 199, 205, 229, 237, 239, 261, 263). Фактически прп. Сергий чудесным образом помогает во всех наиболее важных критических моментах обороны монастыря-крепости.
"Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков" имеет пять редакций: документальную, историческую, особую, поэтическую, и сказочную.[7] Мы обратимся лишь к одной – поэтической, которая, как полагают исследователи, принадлежит перу есаула и войскового дьяка Федора Ивановича Порошина (Словарь 1998:67). В этом произведении можно отметить несколько интересных моментов. В нем, как и во многих других воинских повестях, имеются сравнения Азова с Иерусалимом и Царьградом. Причем, если турецкий султан в своем письме обещает донским казакам привольную и почетную жизнь в Царьграде, то казаки в ответ обещают султану после Азова и к Царьграду "примериться", а заключение мира видят возможным лишь в освобожденном Царьграде (Повесть 1988а:145,146).
В Повести также заметна особая роль икон. Когда еще раз перечисляются святыни, за которые готовы отдать жизнь казаки, то на первое место выдвигаются именно они: "за іконы чудотворныя, и за веру христианскую, и за имя царское, и за все Царство Московское" (Повесть 1988а:151). Казаки молятся перед иконами Пресвятой Богородицы, Иоанна Предтечи, свт. Николая, московских чудотворцев (вероятно, святителей Петра, Алексия, Ионы и Филиппа).[8]
Очень подробно описаны в Повести чудеса, свершившиеся перед иконами. "Многiя от насъ люди искусныя въ осаде то видели во сне, и вне сна, ово жену прекрасну и светлолепну, на воздусе стояще посреди града Азова, ини — мужа древна власы, въ светлыхъ ризахъ, взирающе на полки бусурманскiя. Ино Та насъ Мать Божiя Богородица не предала въ руце бусурманскiя, и на нихъ намъ помощь "вно дающе, вслухъ намъ многимъ глаголюще умилнымъ гласомъ: Мужайтеся, казаки, а не ужасайтеся! Сей бо градъ Азовъ от беззаконныхъ агарянъ зловерiемъ ихъ обруганъ, и суровствомъ ихъ нечестивымъ престолъ Предотечинъ и Николинъ оскверненъ…" (Далее следует пространное слово Богородицы к защитникам Азова – Повесть 1988а:152).[9] На основе этого видения описанного в Повести позже (после взятия Азова Петром в
Чудо произошло и перед чудотворной иконой Иоанна Предтечи. Это случилось в первый день осады: казачьи атаманы видели, как из глаз Иоанна Крестителя во время каждого приступа текли слезы, а в конце дня лампада перед его образом была полна слез (Повесть 1988а:152-153).[11]
 |
| Казачье знамя |
Видения были даже врагам. Автор повести рассказывает, что турки, крымцы и ногаи видели "мужа храбра и млада въ одеже ратной, съ однимъ мечемъ голымъ на бою ходяще, множество бусурманъ побиваше". "А наши не видели", – добавляет автор (Повесть 1988а:153). Здесь примечательно, что юноша по имени не называется, но надо думать, что это Архангел Михаил, поскольку он сражался "голым мечом", т.е. без щита; так он изображается на иконах. Было осаждавшим и другое видение, о котором рассказывали пленные: надвинулась на турецкое войско страшная туча. "И стала она, рассказывает автор от имени турок, – противъ самаго табору нашего. А передъ нею, тучею, идутъ по воздуху два страшныя юноши, а въ рукахъ своихъ держатъ мечи обнаженныя, а грозятся на наши полки бусурманскiя. Въ те поры мы ихъ всехъ узнали" (Повесть 1988а:153). Здесь интересно отметить, что турки узнали[13] двух юношей, но не назвали их имена. Поскольку для древнерусской литературы в таких ситуациях характерно явление свв. Бориса и Глеба, то можно предположить, что это были они. После этого турецкое войско отступило от Азова.
Эта повесть также полна цифр: как и в более ранний период, называются точные даты и праздники; перечисляется состав войск по спискам,[14] их национальный состав: турки, крымские татары, ногаи, черкесы, немцы-наемники, французы и др.; перечисляются командиры разных рангов; называется число разного рода пушек, величина и вес ядер. В конце же Повести автор от имени казаков называет точные цифры того, что им потребно, сколько людей, сколько пороху, мушкетов, денег. По Повести военный историк может уже точно реконструировать военные события, соотношение сил, особенности вооружений той и иной стороны и другие особенности не только осады Азова, но и вообще военного дела той поры.
Уникален и конец Повести. Казаки, как будто предчувствуя, что царь откажется принять Азов в свою вотчину, обещают в случае царского отказа взять с собой чудотворную икону св. Иоанна Предтечи и пойти с ней, куда она поведет; обещают постричь атамана и поставить его в игумены, постричь есаула и поставить в экономы, а самим основать Лавру в честь чудотворного образа и в ней окончить жизнь свою. В конце они дают обет постричься в монастырь св. Иоанна Предтечи (Повесть 1988а:154).[15] Здесь мы опять встречаем мотив ухода воина в монастырь, который впервые наметился в древнерусской литературе еще в былинах.
Мы не ставили целью проанализировать все произведения с военной тематикой в древнерусской литературе. Краткий анализ названных произведений уже позволяет сделать некоторые наблюдения и обобщить их.
Прежде всего обращает на себя внимание такая важная деталь, – за что именно воин готов отдать свою жизнь, согласно древнерусскому книжнику. Здесь можно предложить небольшую сравнительную таблицу:
– За веру, за Отечество, за стольный Киев-град, за церкви Божии (Былины).
– За веру, за Отечество, за церкви Божии (Былины).
– За стольный Киев-град, за церкви Божии, за веру православную, за князя Владимира (Былины).
– За стольный Киев-град, за церкви Божии, за князя Владимира (Былины).
– За стольный Киев-град, за церкви Божии, за князя (Былины).
– За веру православную, за церкви Божии, за честные монастыри (Былины).
– За веру христианскую, за бедных вдов и малых детей (Былины).
– За веру христианскую, за землю российскую и за стольный Киев-град (Былины).
– За святую Троицу, за святые церкви, за свое Отечество (Сказание о Довмонте).
– За святые Божии церкви, за веру христианскую, за отчину (Повесть о разорении Рязани Батыем).
– За землю русскую, за веру христианскую, за обиду великого князя (Задонщина).
– За Государя, за святые церкви, за православное Христианство (Сказание о Мамаевом побоище).
– За святые церкви, за православное Христианство (Сказание о Мамаевом побоище).
– За святые церкви, за веру православную, за землю русскую, за великую обиду (Сказание о Мамаевом побоище).
– За святые церкви, за православную веру, за отчину свою (Похвала рязанским князьям).
– За православное Христианство, за свое Отечество (Послание на Угру).
– За Бога, за своего Государя, за его государевых детей, за православную христианскую веру, и за свои дома, жен и детей (Повесть о прихожении Стефана Батория).
– За христианскую веру, за Псков-град, за свой дом и за жен и детей (Повесть о прихожении Стефана Батория).
– За святую Христову веру, за православного Государя, за его государевых детей, наших государей (Повесть о прихожении Стефана Батория).
– За христианскую веру, за большую любовь царя к воинам, за дары его и за почести (Казанская история).
– За веру православную, за монастыри спасенные, за церкви Божии (Смерть царицы Анастасии).
– За веру православную, за царя Ивана Васильевича, за князей, за бояр (Смерть царицы Анастасии).
– За православную веру, за святые Божии церкви, за свои души, за свое Отечество, за достояние, что нам Господь дал (Новая повесть о преславном Российском царстве).
– За православную веру, за святые Божии церкви, за свои души, и за всех за нас (Новая повесть).
– За православную веру, за святые Божии церкви, за себя и за всех нас (Новая повесть).
– За Сергиев монастырь, за церкви Божии, за монахов и людей (Сказание Авраамия Палицына).
– За святую православную веру, за обитель прп. Сергия (Сказание Авраамия Палицына).
– За Бога и Пречистую Его Матерь, за святых великих чудотворцев Сергия и Никона, за нашу православную христианскую веру (Сказание Авраамия Палицына).
– За матушку за родну землю, за славный город Москву (Освобождение Москвы).
– За веру христианскую, за церкви Божии, за все государство Московское и за имя царское (Повесть об азовском сидении).
– За иконы чудотворные, за веру христианскую, за церкви Божии, за все государство московское и за имя царское (Повесть об азовском сидении).
– За имя Божие, за веру христианскую (Повесть об азовском сидении).
Из этого, конечно, неполного, списка можно вывести некоторые статистические данные. Итак, русские воины сражаются прежде всего за веру: она стоит 13 раз на первом месте, пять раз – на втором (если присоединить сюда "Христианство", то получится шесть раз), три раза – на третьем (всего 22 упоминания). Три раза на первом месте стоит столица, город. По одному разу на первом месте стоят: Бог, Бог и Божия Матерь, Имя Божие, иконы, Государь. За верой следуют храмы, церкви: пять раз они стоят на первом месте,[16] одиннадцать раз – на втором, два раза – на третьем (всего 18 упоминаний). Четыре раза на втором месте стоит Отечество (земля русская), три раза – Государь (князь, царь), два раза – город. За храмами следует Отечество: одно первое место, четыре вторых и четыре – третьих. Далее идет Государь: одно первое место, три – вторых, три – третьих (всего восемь упоминаний).[17] Конечно, изменение методики подсчета может внести заметные коррективы в эти данные. Если к Отечеству присоединить "государство", "стольный град", "свой дом", то оно значительно опередит четвертую позицию – "Государь" (четыре первых места, пять – вторых, пять – третьих, а всего 15 упоминаний), а "Государь" соответственно будет заметно оттеснен.
По одному-два раза упоминаются такие ценности как иконы (один раз на первом месте), монастыри, святые, монахи, князья да бояре, простые люди, вдовы и сироты, свое "я" (за себя), свои души, свой дом, царские почести (награды). Итак, ценностная иерархия такова: вера, храмы,[18] Отечество, царь. Как нам кажется, увеличение числа цитат из древнерусской литературы не намного скорректирует эти подсчеты, во всяком случае не изменит их принципиально.[19] Все же добавим, что на пятое место бесспорно выйдут иконы.[20] Для наглядности мы собрали эти данные в следующую таблицу.
I место | II место | III место | IV место | Всего | |
Вера | 15 | 6 | 3 | 24 | |
Храмы | 5 | 11 | 3 | 18 | |
Отечество | 4 | 5 | 5 | 1 | 15 |
Государь | 1 | 4 | 3 | 1 | 9 |
В заключение перечислим еще раз вкратце все особенности изображения военной темы в древнерусской литературе.
 |
| Св. Георгий. Икона XV в. |
[1] Сам Шуйский в Москве присягает царю в Успенском соборе перед иконой Владимирской Богоматери (Повесть 1986а:414).
[2] Сохранилась икона "Чудо явления Пресвятой Богородицы во время осады Пскова в 1581-1582 годах войсками польского короля Стефана Батория" (поновленый список XVIII века с иконы XVII.века). Вверху изображена икона Пресвятой Троицы, поскольку Троице посвящен кафедральный собор города; справа и слева от иконы свт. Николай Чудотворец (в повести упоминается также блаж. Николай Псковский) и св. Александр Невский; в середине иконы изображен крестный ход с иконой Успения Богородицы; справа в середине явление Богородицы защитникам города: келарю Печерского монастыря Арсению Хвостову, казначею Снетогорского монастыря Ионе Наумову и игумену Мартирию. Внизу еще раз изображена Богородица с псковскими святыми Евфросином (XV в.) и Никандром, скончавшимся как раз в 1582 году. Очень точно на иконе изображен план монастыря, нарисовано около пятидесяти храмов внутри города и вокруг него и два монастыря. Икона представляет несомненный интерес не только для иконоведов, но и для историков древнерусского зодчества.
[3] Здесь опять автором напоминается библейский эпизод: помощь Иерусалиму от ангела, побившего войско Сеннахирима (Повесть 1986а:422).
[4] Такие детали в описании повреждения, нанесенного иконе, бесспорно свидетельствуют о профессии автора Повести.
[5] В литературе эпохи междуусобицы авторы называли князей зачинщиков братоубийственных войн и Каином, и с Иудой, называли их окаянными, сравнивали со Святополком, но это выглядело как спокойная и даже величественная констатация факта. В литературе же XVII века сравнение с теми же персонажами за счет контекста, подбора слов, авторских эмоций выглядит ругательством.
[6] Называя антихриста человеком греха и сыном погибели апостол Павел писал: "…В храме Божием сядет он (антихрист), как Бог, выдавая себя за Бога" (2Фесс.2:4).
[7] В 1637 году казаки захватили Азов; в 1641 году 5,5 тыс. казаков в течение нескольких месяцев отбивали штурм значительно превосходящих сил турецкой армии. В 1642 году Земский собор отказался принять Азов в русское подданство, и казаки покинули крепость, а в 1696 году Петр I был вынужден опять брать Азов.
[8] В Повести исторической рассказывается об осаде Азова казаками в 1637 году. Тогда тоже им явилась Богородица со св. Иоанном Предтечей, предсказала победу и даже поторопила с началом решающего штурма.
[9] В Повести особой Богородица явилась 27 июня и повелела взять Ее икону из храма св. Иоанна Предтечи и поставить на стене среднего города для победы "на поганыя". В Повести сказочной Богородица является турецкому "царю Брагиму" и, угрожая ему смертью, повелевает уйти от Азова. Такое устрашающее явление Богородицы Тамерлану после перенесения чудотворной иконы Владимирской Богоматери из Владимира в Москву описывается в Повести о Темир-Аксаке (Повесть 1981е:239).
[10] Например, на иконе самого начала XVIII века (существуют иконы и конца XVII века) Богородица с Младенцем изображена в полный рост на фоне российского герба – двуглавого орла с тремя коронами, со скипетром и державой. Вверху в середине изображен Бог Саваоф и исходящий от Него на главу Богородицы Святой Дух, а чуть ниже справа и слева апостол Петр и Алексий Человек Божий – покровители царя Петра, его отца Алексея Михайловича (и царевича Алексея). Еще ниже на уровне рук Богородицы изображены шесть преподобных (по три с каждой стороны) – покровители юга России. Внизу слева изображен св. вмч. Георгий, поражающий змея, а под ним Азов, взятие которого (в надписи над городом) сравнивается с падением Вавилона. От державы исходят огненные лучи, которые поражают Азов. Справа на уровне св. Георгия – два всадника с коронами на головах (можно предположить, что это сам Петр с царевичем Алексеем) и пешие воины. Под ними также покоренный город Кизикермен, низвергнутый, как библейский Капернаум. В самом низу в семь колонок по четыре строчки написано стихотворение, прославляющее победу Петра Брюсова 1984:табл.39).
[11] В Повести документальной казаки рассказывают, что "от суха древа" (от иконы Предтечи) текли слезы. Повесть особая состоит из двух частей, и первая посвящена чудесам от иконы св. Иоанна Предтечи. Там говорится, что св. Предтеча "испусти слезы от очiю своею до конца брады своея". От чудотворной иконы прозрел наказанный слепотой казак Еунтропий (Словарь 1998:65).
[12] В Повести особой рассказывается также о явлении иконы свт. Василия Великого из деисусного чина, икон Алексия Человека Божия и блаженного Максима, московского чудотворца.
[13] Возможно, здесь глагол "узнали" значит просто увидели.
[14] Об этом говорится специально, поскольку, кроме учтенных воинов, у турецкого султана были "охотники", т.е. добровольцы разных национальностей.
[15] В сказочном варианте Повести казаки выполняют обет. Они ушли на Дон. "И создаша казаки по обещанiю своему честный монастырь во имя Iоанна Предотечи и Николы Чюдотворца. И поставиша въ томъ монастыре две церкви деревяныя, а чернаго попа Серапiона поставиша игуменомъ. Въ томъ монастыре по своему обещанiю постригошася 20 казаков въ монашескiй чинъ" (Воинские 1949:112).
[16] Напомним, что "за Святую Троицу" в "сказании о Довмонте" значит за соборный храм Пресвятой Троицы.
[17] В этом списке можно найти имена всего трех государей: св. Владимира Великого, св. блгв. кн. Димитрия Донского и Ивана Грозного. На первом месте стоит один раз св. Димитрий, а на втором и третьем соответственно Иван Грозный и св. Владимир.
[18] Нельзя не обратить внимания на эту особенную любовь к храмам Божиим на Руси. Храм в древнерусской литературе – это и небо на земле, и микрокосмос (объединяющий тварь Божию), и дом Божий, и дом народа Божия, и место явного присутствия Божия, и корабль, плывущий по волнам истории в Царство Небесное, и место молитвы, покаяния, прощения, слез, и благолепие церковное, и красота небесная, и небесные лики икон, и сияние золотых окладов, и ангельское пение, и колокольный звон, и фимиам кадильный, и просфоры, и Святое Причастие Тела и Крови Христовой. В литературе Древней Руси храм – наиболее ясный, зримый, убедительный символ неба на земле, за который стоит бороться не на жизнь, а на смерть. Отдать жизнь за храм – значит отдать жизнь за веру. Здесь то и другое совпадают, но все же храм упоминается отдельно.
[19] На основе высказываний «поганых» царей можно составить и другой список: а именно, против чего воюет противник. Калин-царь хочет "Божьи церкви все на дым пустить"; хан Батый заявляет: "Божьи церкви на дым спущу, чудны иконы по плавь реки"; Кудреванко-царь грозит: "Я печатны больши книги во грязи стопчу, чудны образы-иконы да на поплав воды" (Былины 1986:394,396, 408). Итак, враг хочит уничтожить веру христианскую (православную), разорить храмы Божии (порушить церкви святые), пленить землю русскую (светлорусскую, святорусскую), нанести обиду государю, осквернить или пожечь святые иконы. Эта "отрицательная" иерархия ценностей древнерусского книжника, как видим, по своей последовательности совпадает с "положительной".
[20] Отметим также, что позже – в Петербургский период истории – эта формула стала звучать так: "За веру, царя и Отечество". Вероятно, под ее влиянием позже обрела словесную форму известная теория графа С.С. Уварова "Православие, самодержавие, народность". Для контраста приведем один пример из исторической песни "Поход на Балканы" (речь идет о походе 1829 года). В песне авторский голос спрашивает "белого царя", на кого он надеется в этой войне; и "царь" отвечает: "Ай да вот и я надеюся, да вот и я на гвардию, ай да вот и, во-вторых, да я надеюсь ай я на армию, ай да вот и как да, в-третьих, я надеюсь вот на ртиллерию" (Исторические 1986:482). Как видим, ни о Боге, ни о вере нет речи; вся надежда на оружие и на армию, а ведь именно от этого еще в XV веке предостерегал святитель Вассиан. В XIX веке были и такие песни, которые, конечно, не имели отношения к царю, но показывали увлечение военной техникой и надежду на нее, а не на Бога. Впрочем, это явление позднее и редчайшее для русского воинского сознания. Ради сравнения без всяких комментариев не можем не упомянуть здесь о лозунге Отечественной войны: "В бой за Родину, в бой за Сталина".
[21] В Кремле в честь Архангела Михаила были построены собор и Чудов монастырь (снесен после революции).
[22] Как известно со временем св. Георгий стал покровителем Москвы, а его изображение гербом города. Каменная икона св. Георгия с XV века украшала Спасские (тогда Фроловские) ворота.
[23] Так князь Игорь при возвращении из плена прежде всего поехал поклониться чудотворной иконе Божией Матери Пирогощей (согласно летописи, сначала он поехал в свой Новгород, потом в Чернигов и лишь затем в Киев), так много столетий спустя Иван Грозный при возвращении из казанского похода сделал большой крюк, чтобы перед торжественным въездом в Москву зайти поклониться святыням Троице-Сергиева монастыря(Казанская 1985:547).
Валерий Лепахин
